ИТАК, ДАВАЙ ПОВТОРИМ

Продолжение. Часть третья

Первую часть можно прочитать здесь, а вторую — тут.

Вену никто не знал. И никогда в ней не был. Хорошо изучив дорогу до базара и обратно, решили, что надо продвигаться дальше. Я открыла инструкцию.

— Прибывшие в Вену посещают всемирно знаменитые музеи и памятники архитектуры. А также венскую оперу.

— За деньги? — спросили все.

— А вы как думаете? За товар? Но…— я сделала паузу. — Каждый последний четверг месяца в крупные музеи — вход свободный.

— А в мелкие? — перебил таксист.

При слове «мелкие» у администратора засверкали глаза.

— Все, — поднялся программист. — Идите-ка вы все в баню с вашими музеями.

И с этим согласились все.

Упоминание о бане тут же ослабило интерес к музеям. К тому же доктору удалось провезти веник. Про баню в инструкции не было ни слова, и мужчины решили сами отыскать.

Это была тихая улочка в центре Вены. Показав прохожим пару банных жестов, нужная дверь была найдена. Они постучали. Вышел черноусый, на голове не по-нашему повязан платок. Темные глаза зажмурил, всех оглядел.

— Что надо? — спросил со своим акцентом.

— Хотим в баню, — ответили с нашим акцентом.

— Евреев не пускаем, — и закрыл дверь.

Немая сцена была недолгой.

— Как, — кричал таксист. — Как они узнали, что мы евреи?

— Ну, а кто еще ходит в баню? — рассуждал администратор. Австрияки дома моются, на баню тратиться не будут. Только русские отдадут за баню последний шиллинг. А все русские здесь считаются евреями. Или наоборот.

— Я, между прочим, наполовину еврей, — сказал инженер.

— Да? — улыбнулся программист. — Тогда вернись. Постучи в их дверь, скажи, чтоб тебе разрешили помыть одну половину.

— Ладно, — доктор взмахнул веником. — Запомним эту баню. Так куда же здесь нас пускают?

— В синагогу, — ответил администратор. — И во все крупные музеи.

Переезд в Австрию — Фото из личного архива

Каждый день мы расползались по красивому холодному городу. Привыкали к загранице. С музеями справлялись легко. Другое дело — магазины. Приехав из страны, где за любые деньги ничего не купишь, мы стояли перед фактом абсолютно противоположным. Стояли долго. Наша женская группа все время спрашивала:

— Посмотри внимательно, что в инструкции сказано про магазины? Хотя бы про сапоги.

Нет, в инструкции была только продовольственная программа. И культурная.

— Какие еще сапоги? — покрикивали мужчины. — Вы что, на Северный полюс едете? Америка — теплая страна.

И женщины поднимали глаза к Богу. Это Он помог каждой выбрать сильную половину.

— Господи, сделай так, чтобы они ничего не боялись, — просили шепотом.

Но разве всех услышишь?

Первым Вену покидал таксист. За столом, когда сказали и выпили всё, таксист вдруг раскис и пустил слезу.

— Почему я должен отсюда уезжать? — вздыхал он.

— Ради Бога! — обнял его программист. — Разбей витрину и живи столько, сколько тебе дадут.

— Я еще в первый день мечтал тебе врезать, — таксист замахнулся, но на нашей кухне драться было негде.

— Так, — с трудом встал наш администратор, — предлагаю всем налить.

Подняв стакан, он остановил помутневший взгляд почти на каждом. Но сказал разборчиво:

— Да здравствует советская власть!

— Блин! — ругнулся программист. — Это еще почему?

— Потому что не сделала из тебя котлету. А могла. Но выпустила и тебя, и меня, и таксиста, и…других. Разрешила начать новую жизнь. Поэтому подними стакан.

— Между прочим, — программист вынул из кармана какую-то бумажку, — если бы Израиль не прислал нам такую бумажку, хрен бы твоя власть кого-то выпустила. Поэтому подними стакан за страну, которая вырвала нас оттуда. А твоя советская власть была, есть и будет на букву «бэ».

Они выпили и расцеловались.

— Кстати, таксиста завтра по этапу отправляют в Италию, — вспомнил администратор.

Таксист грустно опустил глаза.

— Что, хочешь остаться в Вене? Но тебя даже в баню здесь не пускают. А немецкий? Сколько их слов ты знаешь? «Хальт», «хенде хох», «юд» и «капут»? В мирное время этого мало. Тебе оказали честь — первым отправляют в Италию. Видел ли ты Италию, хотя бы во сне? В своем Херсоне?

— Во-первых, я из Харькова, — обиделся таксист.

— Тогда извини.

Харьков — другое дело. Но даже в Харькове, кто мог проводить зиму в Италии? Жить у берегов Средиземного моря? Кто?

Таксист не знал, что существуют риторические вопросы, и думал мучительно.

— Кто?

— Горький, — неуверенно прошептал он.

Но администратор ничего не ответил. Он мягко упал на пол и тут же захрапел.

— А говорят, евреи непьющие, — очнувшись, сказал почти непьющий инженер, еврей только наполовину.

Жены растащили своих по комнатам и стало тихо. Вдруг я вспомнила, что так и не дала таксисту подарок — копию нашей инструкции. Будить его не пришлось. Он сидел на подоконнике. Курил в форточку.

— Вот тебе подарок, — сказала тихо. — Здесь всё.

Он взял инструкцию, полистал.

— Знаешь, — тоже перешел на шепот, — я бы уже хотел приехать в конечный пункт. Хотя и боюсь. Все говорят по-английски. Я полгода с учителем бился, про деньги уже не говорю. И что? Знаю только приветствия.

Сказать мне было нечего. Я даже приветствий не знала.

— О конечном пункте давай не думать. Впереди Италия. Теплая страна, — я закрыла форточку. — Там никто не говорит по-английски. Самое вкусное мороженое и лучшая в мире обувь.

— А ты откуда знаешь? — удивился таксист.

— Горький писал. Но более подробно — здесь, — и я погладила инструкцию.

— Ну, всё. Давай прощаться, — таксист обнял меня и мы на цыпочках пошли в свои комнаты.

— Стой! — сказал вдруг громким шепотом. — А музеи?

— Какие музеи?

— Музеи там за деньги или как?

В три часа ночи ему это нужно было позарез.

— Раз в месяц в крупные музеи вход свободный, — ответила, зевая.

— А в мелкие? — привычно спросил таксист.

—Жаль, что администратор отключился. Запомни, в Италии — все огромно. И брависсимо.

Таксист уехал первым. Потом один за другим — почти все. Кухня опустела. Мы тоже подкатили к стеночке нашу «Жирафу», присели перед дорогой и…

— Минуточку, — вспомнила я, — инструкцию надо выложить, в поезде все равно делать нечего. Повторим.

— Начинается! — простонал муж.

Но я уже открывала замки, развязывала узлы, ощупывала карманы.

Нигде. Моего заграничного путеводителя не было нигде.

— Кто? Кто ее трогал? — это был шепот или крик, уже не помню. — Последний раз спрашиваю, кто ее трогал?

Я посмотрела на сына.

— Поехали, ма, — он потихоньку стал откатывать «Жирафу». — Или останемся?

Отвечать на юные насмешки не было сил. Сидела, смотрела в какую-то точку и привыкала к своему сиротству.

— Никто не умер, — сказал глава семьи. — Столько людей без инструкций уехали, приехали, стали миллионерами… или около того.

— Сколько? Можешь посчитать?

— Считаю до трех, — сказал он уже другим тоном. — Едешь или нет? Раз.

При счете «два» я уже тянула по лестнице длинный баул, его колеса постукивали о мраморные ступени, выбивая какой-то марш. Возможно, «Прощание славянки». Колеса поезда быстро подхватили мотив, потом, опомнившись, перешли на свой, всемирно знаменитый — марш из оперы «Аида».

— Значит, мы уже в Италии, — шепнула я сыну.

Он сочувственно кивнул.

— Ничего не помню. Даже приблизительно. А ты? — опять вернулась к старой теме.

Он нехотя думал.

— Ну, помню. Но только первую страницу.

— Да? И что там было?

— Там было только одно слово: «Италия». Но очень большими буквами.

На карте ее легко мог найти даже самый отсталый второгодник. Не успевал учитель сказать «Италия», как все начинали гудеть: «Сапог!». Страна, которую природа навечно обула в форму сапога, просто обязана была обеспечить весь босоногий мир. И мир, конечно, трепещет. От чего еще мир трепещет? Пицца, пицца, пицца. И мороженое. Хотя, от пиццы, конечно, больше. А если подняться выше? Начинает кружиться голова. Уффици, «Паяцы», Феллини, Беллини, имена, имена, имена… великие и большие…Туристы задирают головы:

— Какие холсты! Какие рамы! Какой мрамор! А это? А это? А это?

Ступить некуда. И справа, и слева, и впереди, и позади — только История. Но с задранной головой долго не походишь. Приходится опускать. И тут тебе опять и пицца, и мороженое, и мотоцикл, и мотороллер, и рёв, и треск, и птички какают с небес — и никому это не мешает. Италия! В какую инструкцию она могла вместиться?

Мы сделали вдох — и оказались в самом центре сапога. Через два месяца — выдох. И — едем дальше. В страну, названную в честь итальянского мореплавателя. Никто не толкался. Не спешил. Все знали, пересадок больше не будет. В инструкции так и было сказано: если повезет, вас примет Америка — конечный пункт.